www.ji-magazine.lviv.ua

Джанашия Л.

Михаил Анмашев один из самых интересных, талантливых и интеллектуальных поэтов ХХ1 века, стихи пишет последние 13 лет, является автором так же ряда историко-философских эссе. Доктор экономических наук. Родился в 1961 году.

Поэзия Михаила Анмашева  оснащена богатым арсеналом средств выражения. Это и нетривиальные сравнения, и яркая метафоричность, и многовариантный инструментарий образности, гиперболичности. Это, наконец, юмор, ирония и сарказм.

Прежде всего, целесообразно привести стихотворение «Я по канонам бился об стекло» (2013г.)... В нем использован весь эмоциональный и интеллектуальный блеск поэта, не пытавшегося сдерживать себя, весь его эндокринный накал, вся его способность к восприятию и выражению полифоничности мира и его полихроматичности. И все это выражено в лаконичной и предельно простой по форме структуре стихотворения. Анмашев сознательно оттеняет форму до предела, чтобы она не мешала чувствам и смыслу. Эти строки – мощный, сжатый во времени и пространстве, импульсный, точнее, взрывообразный выброс поэтической энергии в пространство:

Я по канонам бился о стекло и прыгал в омут с верхнего предела,
я пил вино, чтоб по груди текло, и каялся у левого придела,
не раз топил и истину в вине, казалось это проще, чем признаться,
я воевал с врагом своим во мне, чтоб не с кем было больше состязаться,
бросал монеты старые в моря, попасть пытаясь в морду урагана,
я понимал, что шепчутся не зря и спину прикрывал всем неустанно,
я ворот открывал на три петли и нараспашку жил, любил и верил,
и сам себе кричал - а ну, сотрИ, нарисовав в дворце хрустальном двери...

я обнимал не самых лучших женщин и ужинал частенько с подлецами,

экспромтом выдавал в лицо и речь им длиннющими и пьяными ночами,

я пересёк и вдоль и поперёк меридианы суш, морей, мистерий,

но не нашёл, которую б увлёк на широту душевных параллелей,

я видел виноватых без вины, я жал им руки нехотя и мОлча,

и видел тех, кто были прощены, улыбку на лице с издёвкой скорча,

я рвал бумаги, жёг в огне камина, прощаясь, как с друзьями, навсегда,

я видел, как податливая глина становится и камнем на года,

сминал каноны, шёл не в колее, на ровном спотыкался, в пропасть прыгал,

но не сжигал прочтённое во мне и не вгонял под переплёты игл ...

Техника стихосложения вообще играет в нашу эпоху гораздо большую роль, нежели раньше. Когда мы читаем поэзию предыдущих эпох, мы, в сущности, забываем о технике, о манере  - до такой степени уравновешены в ней форма и содержание, чувство и интеллект, объективное и субъективное. Но человек ХХ1 века далек от этого классического равновесия духа, ему интересен субъективный подход поэта к тому или иному объекту. А техника - это темперамент поэта, степень интенсивности его мировосприятия, уровень его интеллекта. Есть поэты-реалисты, которые с такой покорной пассивностью воспринимают мир, что мы забываем об их человеческой личности и только говорим: “Какие красивые стихи”. Но есть и другие поэты, такие как Анмашев, с неуемной и непокорной душой, которые не могут скрыть за мате­рией изображаемого предмета самого темпа своего переживания. Читая его стихи, мы видим не то, что изображено, а то, как изображено, мы как бы соучаствуем в самом процессе его творчества, волну­емся и спешим вместе с ним. У таких поэтов-индивидуалистов техника занимает огромное место, но вместе с тем она уже перестает быть техникой в обычном смысле этого слова, т. е. чем-то внешним и ремесленным. «Упорядоченная образность» ему кажется столь же невозможной, как фехтование при штурме. Он поистине импрессионист, в самом глубоком смысле этого слова, импрессионист больше, чем все остальные, кого мы привыкли так называть, ибо он меняет свою технику по несколько раз даже в пределах одного и того же стихотворения, как бы развивая накал и силу впечатлений от стихотворной формы и содержания. И всё это при том, что Анмашев использует массу сложнейших поэтических приёмов – это и многочисленные пересекающиеся внутренние рифмы, это сложнейшая техника многословных составных звуковых рифм (у Анмашева встречаются рифмы, составленные даже из шести слов), этой техникой владели буквально 2-3 великих поэта во всей русской поэзии трёх веков её существования. Стихи Анмашева уникальны ещё и тем, что рифм в них практически не ощущаешь, каждое стихотворение – это единое непрерывное логичное целое. К поэзии Анмашева в полной мере применима фраза Льва Толстого  – «Мастерство, когда не видно мастерства». Каждый предмет или явление впечатляют его по-разному, и каждый раз иначе вибрируют струны его души, а рука торопится записать эти внутренние ноты. В стихотворении: «Ты живёшь иногда, не имея лица» (2013) поэт размышляет о жизненном кредо, мажорная тональность первой части стихотворения вдруг меняется на минорную, наступает эмоциональное печальное затишье, но это лишь отступившая волна, которая в глубине пучины страстей набирает силу и обрушивает на читателя смысловую тяжесть очередных строк:

...Пусть стучатся всегда вразнобой и не в такт, а стучат неумело и глупо,
если кто-то упал, то закончился акт, за кулисами охнула труппа!
И как будто прибита душа наотмашь, навсегда и со знанием дела,
и играешь ты роль и впадаешь ты в раж, значит точно - в душе накипело!
Ну, а там за окном - всё в разводах воды, всё размыто и слёзы на стёклах,
и в миноре настроены капли-лады на щеках твоих нежных и мокрых ...
Всё берём, что намечено точно и в срок, всё решаем без спросу, без толку,
всё приходит, как будто послал это бог, а уходит всегда втихомолку ...
На подмостках затишье, но это не так, держат паузу, словно винтовку,
просто ищут того, кто подлец, или враг и скомандует - "Наизготовку!"
Этот мир в одиночестве словно застыл, как упрямая серая лава,
в суете и в запале он просто забыл все слова после выкрика - Авва!"
И приходят всегда, не имея лица, по команде, без спросу, чеканно,
и от слов наглеца и от дел подлеца открывается старая рана ...
На подмостках играют трагедию-буфф, наплевав на суфлёрскую будку,

и уходят шуты, напоследок махнув, как рукою последнюю шутку ...

Анмашев, словно художник, работает то кистью, то но­жом, то тонко прописывая, то густым слоем красочно рисуя, бросая мазки то вдоль, то поперек. Он работает всегда искромётно, моментально реагируя, в каком-то мгновенном экстазе, и кажется, что стихи вырываются из-под его пера, как крик восторга перед природой или жалости к человеку. В самом темпе сменяющихся образов его поэзии всегда ощущаешь ритмическое нарастание или понижение этого крика, чувствуешь горение его души.

По эталонам меряем невроз
и даже время - связка сухожилий,
единственно волнующий вопрос -
в размерности и полноте усилий.
Да пустяки, первично не яйцо,
не курица, тем более живая,
а брошенный небрежно прям в лицо
надкушенный бифштекс в буфете рая.
Официант, здесь кухня ни к чертям,
нет сочности и остроты эстета,
жующим втихомолку двум третям
не до истерик звучного фальцета.
Да будет день и будет звон и треск
опор мостов, ведущих к центрифуге,
и будет гром и будет даже блеск
в глазах совсем синюшного пьянчуги.

Сам вечно кипучий, неуемный, сложнейший и пытливый его герой видит в мире, прежде всего, вечно дей­ственное начало. Его мир в неустанном круговороте, становлении, переосмыслении, анализе, синтезе всего и вся.

Поэзию Анмашева отличает образное и метафорическое поэтическое богатство. Даже не исчерпывающее рассмотрение позволяет составить представление о масштабе и глубине мыслительной работы поэта, воплотившейся в лаконичные и запоминающиеся поэтические и интеллектуальные сгустки – импульсы, неслучайно сборник его стихов, вышедший в Москве в 2017 году, в издательстве “ARSISBOOKS”, называется «Стихопульсы»[1].. Сборник иллюстрирован прекрасной американской художницей Женей Гершман, которая отобразила зримую образность поэтических страниц книги. Такая образность почти всюду. Не составляет большого труда открыть, практически, любую страницу и вы встретите что-то, способное отпечататься на сетчатке вашего глаза запоминающимся изображением. Вот произвольно выбранное стихотворение: «Что там хлещет за стеклом...»(2013)

А потом, в ночи, открыто ищешь с псиною кафе,

плещет под душой сюита и выходишь подшофе,

город - стылый, снег сверкает, времена имеют вид,

кто-то лезвие клепает, а Давид - изобразит ....

Зря Лион писал неправду - лже-Нерон, он истин был,

кто сказал тогда бы Савлу - и Петра бы след простыл,

капители подустали, провалился древний цирк,

подпустили, привязали - кто-то тихо спичкой - чирк ...

А в карманах прячат фиги, нА-ухо донос уже,

обмолотят хлеб на риге, а сварганят бланманже,

под снопом строчит Никкола, тоже мне - Макиавелли,

в ритме, в пластике гандбола нарастает пресс Равеля ...

Время сыто, время пьяно, время подлостей и спячек,

а с утра похмельно, рьяно вся страна встаёт с карачек,

в мордобое жрут, так тело - проиграет Клею Багнер,

тут такое, братцы, дело - скоро вас разбудит Вагнер ...

Всё детально, под копирку, до последних запятых,

сверлят нудно в теле дырку, бьют прицельно и под дых,

у кентавра рожа мавра и навесят стремена,

может было время Павла - Савла нынче времена ...

У рептилий нет идиллий, снова летопись велась,

просьбу Августа Вергилий ... - и верёвочка свилась,

как в комедии от Бога - появился снизу Данте,

скоро, братцы, перемога - и исполнят рок куранты ...

 Слияние словесного и оптического образа в стихотворениях Анмашева часто дополняется и физическим подтекстом, придавая картине своего рода визуально – пространственное изображение («В том самом заливе, где лоций не знают...»(2016):

Ночь полярная слишком долга, север не место изящному слогу,

красота северов и меня ожгла, с полюсов всегда как-то ближе к Богу,

может Время, не Слово, и есть Бог, бахромой ледяною за кожу цепляя,

из Слов и Времени и готовлю грог, что согреет тебя - одну, дорогая.

Всё украли - цвета, виды в профиль, только серная спичка с коптящей свечой,

не на севере ставит печать Мефистофель на контрактах, которые дарят покой,

здесь безмолвие - снежное, чистое, темы - как фигуры из камня, снега разгребая,

здесь ветра гравируют геммы, драгоценные, дорогая.

Образность Анмашева может носить:

- философический характер: «Кофе всем вставшим, кофе, ну, а пророкам кроме, в этой слепой погоне в чашку нальют и крови ....»,

- акустический: «укромные альковы, громкий рок, аккорды тихие гитары, бьющей в сердце, и где-то в глубине забытый Бог, играющий стремительное скерцо ...» или «Тут место не хорам, а только соло - маэстро - сам лиричный баритон, снега, как интермеццо разговора под одиноко рвущий саксофон»...

В стихотворениях Анмашева часты сравнения, масштаб которых может быть совершенно различным по своей природе. Например, время сравнивается с маской сумасброда: «Время - это маска сумасброда, трёхгрошовой оперой фонит, и оставит на себе гранит все следы поспешные исхода» («Помнишь, как смотрели на восток ...»), или одинокая строчка сравнивается с осью колымаги: «...и строчка одинокая - одна, как ось печально-строгой колымаги» («Газетный ворох, "Честерфилд" диван..».), нотный лист с шоссе: «Как чистый нотный лист, шоссе упрямо приводит силу пауз в города» («В осеннем солнце сумрачно шоссе...»).

Анмашев поистине виртуозен в использовании тончайших, иногда даже изощренных, метафор.  Метафора – важнейший инструмент в его поэзии, где небо танцует степ, бросает его героя в свои высоты, пьет зло души, погода укутывает шалью, тискает и пронзает дождем и всё это в двух маленьких отрывках лишь одного стихотворения:  «Вот оно - яркое небо, сочная, в цвете, глазурь, в ритме джиги и степа резко выводит дурь, бросит в свои высоты, выпьет всё зло души»; «эх, погода, не зли, не тискай, не бросайся в лицо лучом, виснет небо над нами низкой и давящей, как кирпичом, словно шалью укутает плотно и пронзая насквозь дождём, построение - только по-ротно, и получим лишь то, что ждём, как блистательны все актёры, исполняя бедлам в ночи, опускайте тяжёлые шторы - все сочувствующие – врачи...» («После пьяной разгульной осени...» 2015).   Стихотворение «Белым-бело и сказочно кругом...» (2013) похоже на волшебное кружево, сотканное из тончайших метафор, своей интеллектуальной тональностью оно напоминает некоторые стихи Эндрю Марвелла.
     Среди общей картины экзистенциальной сложности поэтического мира Анмашева это оазис: невероятно белое,чистое, наполненное свежестью пространство, которое то и дело пронизывает авторская легкая ирония:

Белым-бело и сказочно кругом, как будто эти ели пляшут джигу,
или природа раскрывает книгу, где призрачен и сказочен твой дом ....
В манишке Альпы грудь открыли небу, быть мрачными сегодня моветон,
и мантию король сдаёт валету под страстно одинокий саксофон ....
И белым горностаем все снега укрыли описание пейзажа,
наверное, присутствует здесь кража - взболтаем северА, ну, и югА ...
А в миксере коктейль уже со льдом, слова все перемешаны покрепче,
и смыслово становится тут легче - с нормальным человеческим теплом ....
Совпали знаки, ребусы и цели символикой вполне конкретных дат,
и Альпы, как "красавицины бели" и "скалолазки" снежный маскарад ...
А в доме дамы, трефы, короли - и кажется он карточным притоном,
и эхо так загадочно свели звучащим одиноким саксофоном ....
Как призрачны слова, раздача, жесты под этим покрывалом из снегов,
в окне вершины белоснежных слов и белые хрустальные невесты ....
Огни альпийских горных деревень накручивают огненную джигу,
в камине я сжигаю эту книгу и пью коктейль за этот снежный день ....
От воздуха и голос больше хрип - он ломок этот чистый воздух гор,
в нём есть лазурность стильная Кариб и белоснежный пафосный мажор ....
Тут место не хорам, а только соло - маэстро - сам лиричный баритон,
снега, как интермеццо разговора под одиноко рвущий саксофон.

Все творчество Анмашева в целом - одна огромная композиция, поэтому неслучайно, что при чтении его стихотворений читатель сталкивается с невероятной сложностью и лёгкостью формы и содержания. При этом строки отличаются исключительной полнотой, казалось бы, в них есть всё.

Чтение этих стихотворений может вызывать ощущение сложной комбинаторики для понимания смыслового многообразия, подтекстов,ссылок и отсылок к массе исторического и литературного материала – событий, фактов, имён, образов, фраз, в них сосуществуют возможности различных интерпретаций, поле для широкого круга размышлений читателя. Поэтический мир Анмашева является миром надежды и одновременно бесконечным и сложным, неоднозначным миром, миром несправедливости и миром познания своей силы и возможностей. О его произведениях можно сказать то, что Кафка говорил об изучении религии: «Это познание ведет к вечной жизни и вместе с тем является препятствием к ней» [Цит по: 2: 74]. Многое в стихотворениях Анмашева является препятствием, но может в любой момент стать средством, ибо там есть и инструмент его преодоления. Немного существует в литературе тревожных текстов, которые в то же время готовы стать своей противоположностью - триумфом и символом надежды. Негативное имеет возможность стать позитивным, возможность, которая на самом деле зависит от силы личности человеческой, от силы ума и силы воли, интеллект и воля – это то, что открывает будущее.

 («Но наступают времена...», 2016):

Но наступают времена,

когда до крайности спесиво

тут воздвигается стена

из криминальнейшего

чтива,

и все плюют на человечество,

всем создавая одиночество,

твоё родимое

отечество

забудет собственное отчество,

ты можешь создавать гипотезы,

идеи, синтез, восприятия,

и удивлением бровей -

поймёшь торжественность распятия,

но не божеств, а лишь людей ....

Не надо почитать реальности

с апофеозом слабоумия,

они уже

с налётом сальности

в последней степени безумия ...

----------------------

На этой выщербленной лестнице,

где все дороги ведут вниз,

когда-нибудь должны пригрезиться

не пыль веков, а лёгкий бриз,

когда и в доме опустело,

хотя пророков там не счесть,

тогда сочтут уже за честь

не люди слов, а люди дела ....

Очевиден и интеллектуальный характер аллегорий, которые разворачиваются в мире поэзии Анмашева. Вещь, которая обычно служит сравниваемым образом, становясь субъектом изображения, одновременно становится персонификацией духовной реальности, с которой она сравнивается (часто это сознание, которое добивается новой жизни или просто стремление к новой жизни). Таких персонификаций в творчестве Анмашева очень много.

Литература

1.    АнмашевМ. «Стихопульсы». М., - 2017.

2.    Саррот Натали. Тропизмы. Эра подозрения. М., - 2000.